Дмитрий Парфенов: «У меня железки в ноге. Когда побегаешь — поболит, но пока не ржавеет»

Конечно, мне хочется, чтобы представители нашего тренерского цеха принимали больше участия в процессе построения наших команд. Я на этой стороне. И мы видим, что тот же Семак выигрывает. Хотя сколько его те же СМИ пытались убирать в том сезоне? Респект руководителям «Зенита», что спокойно вытерпели этот момент, четко понимали, куда они идут. Команда справилась с этим давлением. И тот же Мусаев достойно вернулся в «Краснодар». Это же показатель.

— Каких тренеров вы бы назвали лучшими в России на данный момент?

— Не стал бы никого выделять сейчас. Когда есть еврокубки, то можно о чем-то говорить, а сейчас… А так, Серега (Семак) выигрывает. Плохого ничего не скажешь. Да, кто-то критикует.

Но и Романцев выигрывал сколько, а его критиковали за несовременный футбол. Я помню, когда все говорили, что футбол «Спартака» — прошлый век. А команда выигрывала и становилась чемпионом. Так про «стеночки-забегания» как раз говорили, а теперь полмира пытается играть в этот футбол.

«К РОМАНЦЕВУ МОЖЕМ ОБРАТИТЬСЯ С ЛЮБЫМ ВОПРОСОМ. ДЛЯ НАС ОЛЕГ ИВАНОВИЧ — ВТОРОЙ ОТЕЦ»

— Юрий Ковтун нам в интервью рассказывал, что Романцев часто вас консультировал, когда вы работали в «Родине». Это в каждой вашей команде было?

— Олег Иванович на связи всегда, и мы с любым вопросом можем к нему обратиться. В первую очередь он приезжал просто поддержать нас своим присутствием. Для нас это ценно, потому что для нас Олег Иванович — это второй отец.

От него любой совет важен. Он опытный человек. Но даже дело не в том, что он конкретно советует. Даже находясь просто рядом, он дает огромную уверенность.

— «Спартак» на вас по поводу работы когда-то выходил с предложением?

— Сам клуб не выходил, но был разговор с человеком, который беседовал с кем-то из руководства по поводу меня. С кем была конкретно беседа — не знаю. Но звонок был. Должен был быть разговор, не более того. Это было во время моего первого сезона в «Урале», когда мы выбили как раз «Спартак» в Кубке.

— Вам в Кубке удается удачно играть чуть ли не с каждой командой. В чем секрет?

— Не знаю даже, как объяснить. Если мы говорим про игру в Кубке с «Тосно» и «Уралом», то давайте объективно смотреть: на золотые медали в чемпионате с этими командами не могли бы претендовать. А тут есть турнир, где ты ставишь какую-то задачу и можешь хотя бы попытаться попробовать. В Кубке каждый матч стараешься играть как финал. Есть матч, ты о нем думаешь, идешь дальше, потому что обычно потом матч чемпионата, ты переключаешься. Здесь нет универсального шаблона, который бы позволял добиваться успеха в кубковых турнирах.

— Если вспоминать времена «Тосно», что чувствует тренер, когда сперва удается выиграть трофей, а потом команда прекращает существование буквально через пару недель?

— Конечно, это неприятно. По сути, команда уже становилась участником Лиги Европы. Обладатель Кубка тогда напрямую попадал в ЛЕ. Думаю, нам было бы легче даже пригласить каких-то игроков.

— Был ли вообще шанс спасти команду?

— До сих пор не понимаю, почему ее не спасли. Я говорил с губернатором Ленинградской области. Он и сам приезжал, с командой общался. Гарантировал, обещал. Спонсоры были на этих встречах, которые тоже говорили. Мне сложно сказать, почему не удалось решить.

Накопились долги. И насколько помню, был разговор, мол, это руководство новое, готово взять команду под крыло, но якобы прошлые руководители должны закрыть долги.

Но когда, видимо, окунулись в долги, все немножко ужаснулись, потому что одно дело, когда долги за один месяц, они более адекватно воспринимаются, а когда на протяжении полугода…

— Вам тоже не платили где-то полгода?

— Конечно. Я же не в какой-то другой команде был. Всё так же, как и у игроков.

— Как мотивировать футболистов в такой момент?

— Отмечу, что многие пацаны играют в премьер-лиге до сих пор, и у нас, по сути, каждый футболист был трудоустроен в РПЛ. Мы говорили команде так: «Парни, мы пошагово двигаемся к победе в Кубке. Вы сейчас на виду, здесь от вас зависит. И как раз сейчас вы даете понять, достойны ли вы находиться в этой лиге. Это надо доказывать в каждой игре, несмотря на трудный момент». То есть в любом случае своей игрой футболист продает себя. И какая бы ситуация ни была, чем лучше он себя проявит, тем больше вероятности, что он будет дальше востребован.

— «Тосно» так до сих пор ничего не погасил?

— Вроде бы процентов 10 от всех долгов получили игроки. Мне кто-то звонил на этот счет. Какой-то небольшой платеж был.

— Вы надеетесь эти деньги получить еще?

— От кого? Расследование какое-то было, уже прошло. Но я уже не ожидаю ничего.

— Было очень много ярких игроков, которые как раз вышли из вашего «Тосно».

— Здесь как раз вопрос о том, что мы брали футболистов, которые были не нужны другим клубам. Антона (Заболотного) мы взяли из «Факела», он на замену выходил. Женьку Маркова мы из «Зенита-2» взяли, где его отстранили от команды. Маргасов совсем не играл в «Локомотиве», Мирзов не играл в «Ахмате»… Дугалича взяли вообще из «Армавира», который на последнем месте шел в Первой лиге.

То есть мы сумасшедшую работу проводили. Мы брали ребят, которые особо не были востребованы в своих командах. Они раскрывались у нас и двигались.

— В топ-клубах потом как раз поиграли Заболотный, Мирзов, Марков. Почему они не выстрелили дальше в больших командах на весь свой потенциал?

— Почему? Антоха хорошую карьеру провел. Что он должен был сделать? Он и так попал в «Зенит» из команды, которая до этого всего три месяца назад вышла в РПЛ. А потом поиграл в ЦСКА и «Сочи»… Антоха — трудяга. Он, может, и немного забивает, но большую пользу приносит другими действиями. У каждого футболиста свои способности, функции и предрасположенности.

Я горд, что с этими игроками мы проделали большой путь. У каждого футболиста, который приходил к нам, была какая-то проблема. Мы выходили с «Тосно» в РПЛ, когда вылетели все четыре команды премьер-лиги! И весь турнир мы прошли вместе с «Динамо» на первом-втором местах. 

— После «Тосно» вас позвали в «Урал». Каково работать с Григорием Ивановым? У многих людей создается впечатление, что он может вмешиваться в рабочий процесс.

— Всегда говорю, что это глупость полнейшая. Если человек находится на скамейке, это просто его присутствие. Даже при подписании контракта этот вопрос в шутку или не в шутку Григорию Викторовичу задавался. Он сказал: «Твои решения никто не обсуждает, тебе отвечать, я могу лепить и говорить что угодно, но принимаешь решения ты. Мои эмоции — это эмоции. Всё же это моя команда, часть моей жизни».

Никаких проблем с ним не было. Конечно, после игры ты можешь обсуждать с ним что-то, аргументировать свои решения, так как человеку интересно было, почему ты сделал так, а не иначе. Но это диалог — нормально, когда руководитель общается с тренером. Это не значит, что он заставляет что-то делать. Наоборот, это супер, когда ты с человеком общаешься и не за спиной какой-то ком образуется, а тебя потом через три тура выкидывают. Ты в открытую сел, моменты все обсудил, проговорил. Это супер.

— Его эмоциональность не мешает?

— Он очень отходчивый и добрый. Просто очень любит игроков и команду. Всегда после эмоционального момента после матча можно потом спокойно поговорить. Конечно, желательно выиграть. Тогда будет совсем спокойно (смеется).

«ЗАЛЕТАЮТ В МАШИНУ, ПОДСТАВЛЯЮТ НОЖ. ЗАСТАВИЛИ ВЫПИТЬ БУТЫЛКУ С КЛОФЕЛИНОМ И ВОДКОЙ. ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ИГРАЛ ОФИЦИАЛЬНЫЙ МАТЧ»

— Вы провели детство в военном городке. Что это было, и как сильно это отличается от обычной жизни?

— На самом деле, она может отличаться только тем, что тебе в школу нужно ехать в ближайший какой-то район, город. Потому что военная часть находилась за городом. И военные автобусы возили детей военных в школу, потом привозили. По сути, это основное. При этом жизнь насыщена тем, что у тебя есть доступ к объектам. Ты можешь по полосе препятствий ходить, по полигонам каким-то. Можешь пострелять, отец мог организовать стрельбище.

— Вас прямо учили стрелять с детства?

— Конечно. Как только возникла такая возможность, научился стрелять. 

— Вы рассказывали, что начинали играть в футбол как раз с солдатами, которые пребывали в части.

— Да, у нас были разного возраста дети, у нас было футбольное поле в части. Солдаты туда тоже приходили, и мы играли с ними. По сути, только в футбол и играли в военном городке. А потом уже в секцию пошел. Меня никто не отводил, сам пошел — понял, что хочу. Как раз появился доступ к футбольным секциям, так как мы получили квартиру уже в центре Одессы и переехали.

Доступ появился, и я уже не мог не идти на футбол. При этом старший брат у меня занимался дзюдо. Он меня повел туда. И, кстати, достаточно пригодилось. Всё же тут играет роль координация, какая-то неуступчивость, навык ведения единоборств, ну и в целом характер. Всё-таки ты там сам за себя, тебе надо один на один справиться с соперником.

У меня много грамот. И турниры по дзюдо выигрывал в своем возрасте и весе. Но потом всё равно дальше идешь во двор и играешь в футбол. Любовь к футболу перевешивает так или иначе. Так из дзюдо я ушел.

— Одесса 80-х и 90-х каким городом всплывает в памяти?

— Ну, 80-е — это детство. Ты просто пацан, у тебя море и прекрасная погода вокруг. У нас еще база находилась прямо на берегу. То есть летом мы сперва тренировались, а потом на море целый день. Мы, по сути, всё время на улице, всё время в каких-то движениях находились. И любой пацан, как и я, мечтал выйти в майке своей команды в будущем. В Одессе была огромная любовь к футболу. «Черноморец» вылетел в 1986 году в Первую лигу СССР. Через сезон снова вышел. И самый минимум в плане посещаемости был 35 тысяч человек. А обычно по 40 тысяч ходило в Первой лиге. Сумасшедшая любовь. Город в принципе футбольный. Игроков оттуда вышло много известных.

— При этом Одесса чуть ли не криминальной столицей считалась. У вас в жизни случались ситуации, когда тоже могли пойти по кривой дорожке?

— Это такое время, тогда это в принципе происходило повсеместно. В любом же дворе всегда есть различные персонажи. Это же тоже твои ребята знакомые. Тем более это курортный город. Люди со всего Советского Союза съезжались. Найти место на пляже, чтобы постелить полотенце, было почти невозможно. Если семья приходила на пляж, то детей сперва посылали, чтобы они нашли этот пятачок и стояли-махали, чтобы занять место. И в такой курортной атмосфере ситуации разные бывали. Я и сам баловался наперстками, на шухере в разных ситуациях стоял (смеется). Тогда это нормально было. Наперстки и сейчас могу покрутить без проблем — руки помнят! Приезжало столько людей отдыхать, так что это было очень популярное занятие.

— В 1995 году вас отравили клофелином и ограбили. В голове не укладывается, как это в родной Одессе могло с вами произойти, если практически весь город знал футболистов «Черноморца»?

— Это 90-е годы… Такое время было. Приехали люди из другой страны, из Приднестровья. Наверное, приехали сделать свое дело, правильно? Им вообще без разницы, они что, знают людей? Конечно, в городе все знали мою машину. И никто никогда в жизни не посмел бы что-то сделать со мной.

А тут садишься в машину — залетают один и второй. Ты же явно не можешь выскочить быстро из машины. И нож подставляют. Я им еще говорю: «Ребят, не по адресу». В городе же мы всех знали и нас знали. Но не они. Им нужно было, чтобы я отключился. Заехали во двор сначала, заставили выпить бутылку с клофелином и водкой. Напоили меня, а потом выбросили за городом на обочине. Хотели, чтобы я побольше в отключке был, чтобы покинуть область.

— Читал, как вы добирались домой потом и совсем не понимали, в каком направлении двигаться.

— А как ты поймешь, если ты в поле лежишь и, кроме яркого месяца и звезд, больше ничего нет светлого в окружении? Понятно, было помутнение после клофелина, который я первый и последний раз в жизни пил.

— Можно сказать, повезло в каком-то плане, что вы потом встретили людей, которые вас домой отвезли.

— Конечно. Обстоятельства складывались так, что непонятно, как может всё закончиться. Жив — и хорошо. Потом эту банду поймали. У них там девять или 11 подобных случаев, когда они приезжали в залетный город.

Причем люди, которые занимались угонами непосредственно в Одессе, были хорошо нам знакомы. Они с родителями и начальником ГАИ области находились у нас дома, когда я пришел. Сидели и говорили: «Это не наши. Мы знаем машину Дмитрия». То есть в Одессе невозможно было представить, чтобы что-то произошло, если тебя знают. Все криминальные авторитеты знали друг друга и нас. А футболистов вообще любили всегда. Такое время было.

— Это был самый страшный день в жизни?

— Да вы так говорите, будто мне завтра умирать уже (смеется). На тот момент об этом тоже так не думал. Я уже давно это забыл и в шутку перевожу больше. Всё хорошо. Жив остался, и слава богу! Через два дня играл уже игру официальную.

— Не ощущались последствия во время матча?

— Да как же не ощущались? Наверное, это был лучший способ переключиться. Это же произошло, когда команда заезжала на базу провести выездной матч.

Соответственно, тренер спросил, готов ли я. Ответил, что готов. А что? Я же уже приехал. Главный тренер Леонид Буряк сказал: «Если хорошо сыграешь, я тебе перед каждым матчем водку наливать буду» (смеется). Конечно, тяжело было, сумасшедшее напряжение. Даже не представляю, насколько это большая была нагрузка для организма: после водки и клофелина еще и 90 минут официальной игры.

— Почему потом в «Днепр» решили перейти?

— Какая-то непонятная ситуация с командой возникла: останется ли тренер, которым был Буряк тогда, спонсоры менялись. В Днепропетровске же очень интересный коллектив собирался. Хотелось какого-то нового вызова еще. Но в первую очередь повлияло неясное будущее «Черноморца».

— Там уже вам поступило предложение и от киевского «Динамо», и от «Спартака».

— Да. Ушли на зимнюю паузу. И почти в одно время со мной связались

— Как вас Лобановский не убедил тогда перебраться в Киев? Он же всё равно первее на вас вышел.