Ледяхов: «Эмери так до конца и не понял, как надо работать с русскими футболистами»

— Да. Немножко не повезло мне. Хотя и вспоминаю с большой теплотой этот период, но из-за болезни пропустил практически весь сезон. А начиналось все очень даже многообещающе.

— Вы рассказывали, что какая-то инфекция в коленях была.

— Да, инфекционная история. В то время не было еще такой диагностики, как сейчас. Мне в колени попала инфекция, и я полгода не мог заниматься футболом. Вообще ходить было сложно.

Но потом все-таки в Москву отвезли. Там сделали миллион анализов, и тогда уже определились с курсом лечения. Примерно через шесть месяцев я начал восстанавливаться. Но сезон был в любом случае провален.

— На ваш взгляд, вы были близки к завершению толком еще не начавшейся тогда карьеры?

— Нет, об этом речь не шла. Единственное, не могли очень долго определить, почему все произошло, как вообще такая ситуация возникла. Но про завершение карьеры разговора не было. Ничего сверхъестественного не произошло.

— Потом оказались в «Роторе». Представляли, что команда таких успехов в дальнейшем в 90-х добьется?

— Можно было допустить такое развитие событий. У нас состав подобрался очень сильный. Мы выиграли Первую лигу СССР  в 1991 году вообще на одном дыхании. Равных нам и близко не было. И как раз многие московские команды меня начали приглашать. Я сразу отказался, потому что мы с ребятами в «Роторе» собрались тогда и договорились следующий сезон отыграть все вместе в высшей российской лиге. И я не собирался никуда уезжать, потому что действительно состав был очень приличный. Если бы в 92-м году «Ротор» играл именно этим составом, то могли бы сразу побороться за самые высокие места. Даже могли выиграть чемпионат. Были уверены в этом, подбор игроков был сумасшедший.

— Сперва вы даже отказали Олегу Романцеву, который звал в «Спартак». Как такое возможно?

— Я не прям отказывал. Просто он позвонил, я объяснил ситуацию, сказал, что уже согласился остаться в «Роторе» на следующий сезон. И я уже не мог забрать обратно свое слово. Объяснял: «Если мы поиграем [в «Роторе"] год, а потом вернемся к этому вопросу, то с удовольствием». Но отказа не было. Все-таки мечта любого человека — оказаться в «Спартаке». И звонок от Романцева — это что-то невообразимое было. Но я уже обещал, дал слово, которое не мог нарушить.

— Вы заканчиваете чемпионат с «Ротором» и через некоторое время распадается СССР. Как это воспринималось?

— Была какая-то неопределенность. Мы же в первый раз в такую ситуацию попали. И столько проблем сразу навалилось на страну, на людей. Видно было, что людям не до футбола. Ситуация очень непростая со всех точек зрения. Но из-за того, что мы играли в футбол, на первом плане у нас было именно это — надо было продолжать свое дело. И происходящее в стране уже уходило на второй план. Да, была неопределенность, но деваться некуда было. Нужно было как-то жить дальше и смотреть в будущее.

— У вас осталось какое-то воспоминание о 90-х, которое бы наиболее ярко характеризовало это время?

— Помнится, когда Белый дом из танков обстреливали. А я как раз уже был в «Спартаке», мы поехали на выезд в Волгоград. Мы смотрели на это по телевизору и не знали, как нам возвращаться в Москву. Ощущение немножко неприятное, мягко говоря. Обстрелы из танков, военные в Москве… Страшно было. Как будто это не с нами происходит, а в каком-то блокбастере, кинофильме. Состояние не описать в двух словах.

«В 93-м дали квартиру, но она была пустая. Когда друзья приходили, мы всегда на полу сидели» 

— В «Спартак» вы все же перешли из «Ротора» перед первым сезоном чемпионата России. Правильно понимаю, что из-за финансовых проблем?

— По сути так и есть. Команда просто развалилась. В клубе произошел экономический крах, и вся команда, которая вышла в Высшую лигу, разбежалась. Ну и мне ничего не оставалось делать. Раз никого нет, пришлось свое слово забирать. И поехал в Москву.

— Быстро вообще с Романцевым сработались?

— Да. С Олегом Ивановичем вообще никаких проблем не было. У меня тогда было очень много предложений. Но я сразу решил, что все финансовые условия для меня уходили. на второй план. Звали и цска, и «Динамо», и «Торпедо», и «Зенит». Предлагали больше, чем в «Спартаке». Намного больше. Но я понимал, что раз есть вариант со «Спартаком», то туда нужно идти. И если буду играть там, то будет все и даже намного больше. Поэтому я даже и не рассматривал другие варианты. Только «Спартак».

— Часто рассказывают, что игроки «красно-белых» по сути тогда жили на премиальные.

— Честно говоря, не помню, на что мы жили. Но точно у нас была не самая высокооплачиваемая команда на тот период. Были команды, которые получали значительно больше. Естественно, у нас было больше игр, так как мы участвовали в еврокубках. Но у нас не было прям огромных денег.

— В чем вообще сила Романцева, на ваш взгляд?

— В его умении общаться с людьми, конечно. Он умеет это, определенно. Это его большой плюс. Ну и, естественно, знание предмета. Он и сам был футболистом хорошего уровня, а потом стал тренером. Мне кажется, в футболе для него секретов вообще нет. Ну и как психолог он великолепен. Человек спокойно мог работать на кафедре психологии где-нибудь.

— Как часто бывал Романцев жестким и строгим?

— Естественно, бывали такие моменты. Когда у нас в тренировочном процессе что-то не получалось, Олег Иванович мог спокойно остановить занятие, повысить голос. Все прекрасно понимали его состояние. Всегда мог взорваться, «напихать». Потому и говорю, что психология — это все-таки его конек.

При этом круги вокруг поля мы не наматывали, несмотря ни на что. Всегда работали с мячом. Вообще в тренировочном процессе все было четко, для него никаких секретов не было.

— Валерий Карпин говорил: «Раньше пили и играли, а теперь не пьют и не играют». Могли ли футболисты «Спартака» нарушить режим, а потом выйти на тренировку?

— Чтобы на следующий день могли выйти играть — точно нет. Раньше вообще все немного другое было. Это сейчас у всех телефоны, гаджеты, а раньше этого не было. И людям как-то нужно было расслабляться. Кто-то мог и нарушать режим. Но выпить и на следующий день выходить играть — сложно. Другое дело, что раньше физически футболисты были намного сильнее. В 2000-е годы в этом плане потеряли. Сейчас получше, но все равно не то по сравнению с советской школой. Наше поколение воспитывалось в союзные времена. Крепкие были чисто в физическом плане. Поэтому и кто-то позволял себе лишнее, так как был уверен в своих физических возможностях.

— Про вас тоже говорили, что вы в какой-то период были тусовщиком.

— Это точно художественный вымысел (смеется). Естественно, могли немного погулять. Я же говорю, что раньше ничего не было — как-то приходилось снимать стресс другими путями. Поэтому, естественно, какие-то мелкие нарушения, может, и были. Но это было так давно, что какие-то подробности я вспомнить не могу.

— «Спартак» 90-х можно назвать большой семьей?

— Абсолютно. Когда в 92-м команда собралась, все приезжие были в основном, местных мало. Потому большинство игроков жили на базе. В том числе ребята, которые были женаты и с детьми. Прямо семьями там жили. Ни у кого квартир же не было. На втором этаже жили все семьями, а на третьем — холостые. Потому постоянно вместе собирались — обедали, ужинали. Как в одной квартире. Так что семья не только из-за атмосферы в команде, а потому что реально все вместе были.

Мы этим и отличались от остальных команд. После игр все вместе тоже собирались. Если выходной, то часто на шашлыки ездили всей командой. Возле Тарасовки есть водохранилище. Олег Иванович очень любил команду туда вывозить, чтобы перед игрой мы подышали воздухом, посидели, пообщались. Коллектив был спаянный.

— Вы во время выступления за «Спартак» все время на базе прожили, или в какой-то момент все же переехали в квартиру?

— Мне в 93-м году дали квартиру. Уже в конце 93-го я почувствовал себя москвичом! Причем квартира была пустая — у меня был диван, телевизор, и холодильник. И все, больше ничего. Когда друзья приходили, в основном мы всегда на полу сидели.

— Серьезных покупок не делали?

— Вспоминаю только машину, которую я купил. Единственная большая покупка. Но сейчас даже не вспомню, за сколько купил. Но стоил хороших денег. Мне тратить некуда было. Как в известном фильме: «На полагающуюся мне премию по закону премию я, по совету друзей, решил приобрести автомашину «Москвич» (Цитата из кинофильма «Бриллиантовая рука» — прим. «Матч ТВ»)

— Самый памятный матч за «Спартак» — это когда вы сделали хет-трик в игре с цска?

— Не только. Памятных много. 1992 год вообще очень успешный был как в личном плане, так и для команды. А в 1993-м был тот самый матч с цска, когда удалось отлично сыграть и забить три.

Все еврокубковые игры очень часто вспоминаются. Тот же матч с «Барселоной», когда сыграли 2:2 в Москве…

— Тот «Спартак» самый сильный в истории, как думаете?

— Слишком громко будет сказано. «Спартак» же много раз и чемпионом СССР становился. Там тоже были свои звезды: и Федя Черенков, и Сергей Родионов, и многие другие до этого. У каждого времени свои герои, можно сказать. «Спартак» был «Спартаком» и до нас, и после нас. Хотя мы были очень сильными.

— Чувствуется какая-то несправедливость, что тот «Спартак», в котором были вы, так и не завоевал еврокубок?

— Это да. Недосказанность осталась. Остановились в шаге от финала… Проиграли в полуфинале Кубка Кубков тогда «Антверпену». Считаю, судья нас просто убил тогда. Столько лет прошло, а до сих пор помню. Не забывается.

— Правда, что игроки плакали в раздевалке после того матча?

— Да. Тяжело переживали. После этого долго сидели в аэропорту. И разбрелись там по разным барам, чтобы не показывать друг другу эмоции. Конечно, сами виноваты были тоже, этого не отнять, но судья все равно просто приговорил.

«К россиянам сейчас в Испании достаточно холодное отношение»

— Как вы решились поехать из «Спартака» в Испанию?

— Понял для себя, что надо попробовать силы в более сильном чемпионате. Все-таки в России уже три года становился чемпионом. Выиграл все здесь. Поэтому отправиться в одну из сильнейших лиг Европы — шаг вперед. В итоге даже не раздумывал, когда получил предложение, сразу принял его и поехал в Испанию.

— Быстро адаптировались?

— Да, но не сразу. Хорошо получилось, что я поехал не в середине сезона, а как раз попал на подготовку перед стартом чемпионата. Это очень положительную роль сыграло. Потому что скорости на тот период там были для меня запредельными. У нас же в сезоне одна-две игры на таких скоростях, а там каждое воскресенье. Потому вопрос адаптации тоже стоял, конечно. Но мне хватило сборов, продлившихся два месяца. Немножко тяжеловато было, но зато в чемпионат уже вошел без особых проблем.

— В чем для вас был и есть кайф в жизни в Испании?

— Опять же, футбол там спорт номер один. Буквально каждый человек говорит о футболе. Даже проводился социологический опрос о важных вопросах в стране для испанских жителей — футбол стоит на первом месте, а уже далеко после него все остальное. Я уже не играю много лет, но меня встречают болельщики в Барселоне, и до сих пор узнают. Хотя я играл на севере страны, а не там. И я не выступал в настолько известных командах, а играл в каком-то смысле на периферии. И где бы я ни был — меня узнают.

— Была ли когда-то возможность уехать именно в топовый испанский клуб?

— Разговоры разные были. Про «Эспаньол», например. Если брать очень сильные команды, то был интерес со стороны «Барселоны». Но без конкретики. Это разговорами и осталось. Было и было. Конкретное предложение было от «Тенерифе», который тоже играл в Примере тогда. Немец Юпп Хайнкес тогда тренировал эту команду. Клуб был готов заплатить «Спортингу», но договориться не получилось.

— Почему после 1994 года вы вообще перестали играть за сборную России, хотя в Хихоне были ключевым игроком?

— Возникли некоторые разногласия с тренерским штабом сборной. Перед чемпионатом Европы 1996 года. Я сказал: «Зачем меня отрывать от клубных дел?» Тем более у меня как раз жена была беременна, должен был ребенок родиться. Этим и мотивировал свое решение. Поговорили и пришли к тому, что лучше мне не приезжать в сборную. А после этого просто уже вызовов не было. Я через ребят передал, что не надо меня вызывать, отвлекать от моих дел в Хихоне. Не хотелось отрываться от места, где я себя хорошо чувствовал.

— Семья сейчас в Испании живет?

— Да, они там. У них все нормально. Две дочери и сын. Уже все взрослые, все заняты своими делами.

— Удивляет, что вы столько лет жили в Испании, но я нигде никогда не слышал, чтобы вы пытались стать гражданином страны.

— Я и не собирался, в принципе, никогда. У меня всегда был вид на жительство с правом на работу. Это распространялось на весь Европейский союз, потому никогда не ставил цель получить паспорт. Хотя дети у меня с гражданством, конечно, ведь они родились там. Можно сказать, испанцы. А я никогда себя не чувствовал испанцем. Не подавал документы на гражданство и не жалею.

— Просто вы в начале нашей беседы говорили в том числе, что никогда не работали тренером в Испании, так как там больше доверяют местным. Может, получение паспорта могло решить этот вопрос?

— Нет, это не формальность там. Паспорт нужен в Испании для других дел, а для работы в футболе — нет. Там в целом именно коренным испанцам дают больше шансов работать, чем иностранцам. Но это не от наличия паспорта зависит.

Паспорт можно было миллион раз сделать. Но не стал. Хотя сейчас к россиянам достаточно холодное отношение, если ты без гражданства.

— Отношение сильно изменилось за последние три года?

— С началом известных событий, которые продолжаются и сейчас, естественно, отношение поменялось не в лучшую сторону. Хотя Испания по сравнению со всеми немцами, французами и остальной Европой все-таки немного лояльнее относится к России

— До сих пор ведь много россиян живет в Испании?

— Они есть. Хотя очень многие люди, которых я знаю, вернулись в Россию в связи с геополитическими событиями. Многие, насколько я знаю. С российским паспортом сейчас есть определенные сложности в Испании.

— Вы эти сложности тоже ощутили?

— Да. Возникли трудности со всякими банковскими делами, например. Вот такие бытовые сложности наложили отпечаток.

«В Японии два больших землетрясения застал. Гостиницу начало раскачивать, как маятник»

— Вы говорили, что, когда играли за «Спортинг», в клубе постоянно был бардак из-за финансовых проблем. Как вы тогда столько лет в Хихоне продержались?

— В 90-е особенно этот бардак возникал. А если отвечать на вопрос — как-то сразу дом там купили, семьей обзавелся, дети родились там… И как-то после этого не рискнули никуда переезжать. Хотя были варианты. Чувствовали себя хорошо в Хихоне во всех отношениях. При всех экономических трудностях, которые у клуба постоянно возникали, мы их как-то преодолевали и хорошо жили.

— При вас Давид Вилья поднимался из «молодежки» в основу.

— Даже больше скажу. Он дебютировал за команду, заменив именно меня. Он сразу выделялся. Много забивал, когда за «молодежку» играл — талант сразу видели. Где тренировалась «молодежка», там же работала и основная команда. Потому вы видели всех молодых игроков. И когда Вилью привлекли к работе с основой, уже было понятно, что большой футболист вырастет. Но в Испании это и не удивляет. Там каждый второй парень очень прилично подготовлен к взрослому футболу.

— В 1998 году вы уехали в аренду в Японию. Воспринималось, как другой мир?

— В то время точно другой мир. Вот жил я в XX веке, а когда в Японию приехал, то думал, что уже в XXI оказался. Технологический прогресс там чувствовался во всем. Ну и мне очень комфортно было жить там. Мы же всей семьей уехали, даже собак с собой взяли. Год в итоге там провели, все было успешно.

— Остаться не думали?

— Думали, но «Спортинг» запросил денег за трансфер. Хотя японцы и хотели контракт продлить, но отказались потом от этой идеи. В то время они не платили за футболистов. Так было принято.

— Что особенно поразило в Японии?

— Абсолютно все. Мы в Иокогаме жили, недалеко от Токио. Удивлялись практически всему: новым машинам, компьютерам, которые только появились как раз, телефонам. Ощущение, что в будущее попадаешь. Будто с Земли на Луну прилетел.

— Действительно был период, когда ежедневно землетрясения случались?

— Да. И я два больших землетрясения застал. С семьей мы жили в гостинице на сороковом этаже. И в пять утра меня как начало трясти… Гостиница сама выдерживала землетрясение в девять баллов. Строили их очень хорошо, она стояла на каучуковых подушках. Но все равно ощутили, когда толчок был. Потому что когда гостиницу начало трясти, она раскачивалась, как маятник. Мы сразу к окнам пошли. Не понимали — выскакивать ли нам из них, что делать… Посмотрели на улицу, а там ни одного человека. Ну мы и успокоились. В итоге все прошло нормально. А так землетрясения постоянно были, но к этому привыкнуть сложно. Потом, когда уже в собственном доме жили, тоже застали землетрясение. Все равно ощущение было неприятным.

— Когда вы возвращались в «Спортинг», была возможность и снова в «Спартак» перейти?

— Все так. Разговор даже был. Звонил один товарищ, и хотели договориться — я был готов. Это был 2000 год вроде. Но не договорились.

— Андрей Червиченко помешал?

— Вроде бы да. Романцев был не против точно. Но как раз не получилось из-за решения президента клуба.

— В 2003 году вы завершили игровую карьеру. Тяжело было заканчивать, а потом обрести себя после завершения карьеры?

— Кстати, мог и дальше играть. Были предложения из первого дивизиона. Но для себя принял решение, что надо завершать. У нас как раз были семейные проблемы — у сына были проблемы, со здоровьем. Нужно было это решать. Потому закончил с футболом, мы занялись здоровьем ребенка. В итоге все хорошо.

— На данный момент какие цели перед собой ставите?

— Как можно быстрее вернуться бы футбол, работать. Это главная цель и задача. А там уже посмотрим, как будет дальше. Ну и здоровье надо поддерживать. Сейчас уже не 18 лет, но все равно до пенсии нам еще далеко. Но основная задача — работать. Пока человек работает, он во всех отношениях прогрессирует.