Новости Команды
«ПЕРЕЕХАЛ В МОСКВУ ИЗ ОДЕССЫ, ТАК КАК ЗНАЛ — ЗДЕСЬ СПАРТАКОВСКИЕ БОЛЕЛЬЩИКИ, МОЮ СЕМЬЮ НИКТО НЕ БРОСИТ»
— Каково было вам полтора года назад решиться переехать из Одессы в Москву?
— Изначально отправил сюда свою семью. Где-то через два-три месяца после начала СВО. Решил так сделать, потому что был уверен и знал, что мою семью никто не бросит, так как здесь спартаковские болельщики. Реально, это один из самых больших факторов. Знал, если вдруг возникнет тяжелая ситуация, они никогда не оставят мою семью и всегда сделают все необходимое.
Плюс я прожил в Москве 20 лет. Здесь друзья, знакомые. По сути, вернулся домой. В 1993 году мы переехали сюда из Одессы, и до 2015-го я жил тут. Сказать, что я приезжал в какую-то другую страну, точно нельзя. По факту, здесь я прожил больше, чем там.
Конечно, было тяжело, потому что там был налажен быт. Как раз последние годы все выровнялось по работе. Все было хорошо. Мое дело в сфере строительства шло в гору. А потом случилось то, что случилось. Коллеги и друзья спрашивали, почему я принял такое решение. Я объяснял, а по поводу работы подчеркивал: важно не опускать руки. Заработать можно еще больше — важно, как ты мыслишь.
Так что сейчас все мысли настроены на развитие футбола. Может быть, я так спокойно говорю обо всем этом, так как в РФС меня приняли практически сразу.
— Во время переезда из Одессы не было страшно терять какие-то устоявшиеся связи?
— Нет. Я все прекрасно понимал. Шел на это, учитывая все эти риски. Тем более безопасность моего ребенка, его жизненное развитие и возможность получения нормального образования для него стоят у меня на первом месте сейчас.
— Контакты с Одессой утеряны сейчас?
— Да нет, почему. Как общался с людьми, так и общаюсь. Просто не трогаем во время разговоров политику. Если бы от нас что-то зависело, это бы давно все закончилось. А так как это от нас не зависит, зачем портить отношения? Смысл?
— Отношения с мамой и братом сохранились?
— К сожалению, пока мы не на связи. В том же статусе. Но посмотрим. Время все вылечит.
— Они резко восприняли ваш отъезд?
— Можно сказать и так.
— Расстроило, что они выражали протест против проведения матча памяти в Москве?
— На тот момент у меня было столько головняка вокруг организации матча, что было не до этого. Единственное, что мне пришло в голову на тот момент, когда меня спросили об этом: «Если они проведут аналогичный матч в Одессе, буду только рад за них и горд».
— Матч памяти между «Спартаком» и сборной мира состоялся в сентябре. Насколько сами довольны тем, как все прошло в итоге?
— Мы вложили в него очень много сил. Ощущения были просто незабываемые. Это был матч любви и доброты. Недавно даже читал газету, которую мы выпускали перед игрой. Там так и было написано: «Матч памяти Ильи, любви и доброты». Папа всегда влюблял в себя. Кроме теплоты, добра и смеха, ничего не давал людям. Ни зла, ни негатива. Все негативные моменты он всегда держал в себе. Конечно, плохо, что он никогда этим не делился. Может, изнутри это его и поедало время от времени.
В общем, воспоминания от матча сумасшедшие. Спасибо всей команде РФС, в частности Кириллу Терешину за проект «Лига легенд», в рамках которого прошла эта игра, а также Эрике Суриковой и Ирине Посирениной за поддержку не только конкретного матча, но и всех наших начинаний. Низкий поклон. Мне бы одному это точно не удалось.
Первый звонок после награждения с поздравлениями поступил от Александра Валерьевича Дюкова. Он в целом пристально следит за проектом «Лига легенд», переживает за его реализацию. Да и вообще принимает непосредственное участие и следит за всеми проектами, которые реализует Российский футбольный союз: ЮФЛ, «Футбол в школе», развитие женского футбола и так далее. Очень радует такая вовлеченность президента.
— Кого из легенд «Спартака» было особенно приятно видеть на матче?
— Понятно, что Титова, Тихонова, Аленичева, Хлестова, Филимонова я вижу довольно-таки часто. Встречаемся на разных футбольных мероприятиях. Очень было приятно встретить Робсона. Внутри возникло чувство, будто минут на пять в детство окунулся. Он еще мне привез футболку сборной Бразилии, подарил. Но вообще, было радостно видеть всех, кто приехал. Самедова, Павлюченко, Шишкина… Как уже сказал, мы часто со всеми видимся, но собраться на такой матч — очень дорогого стоит, очень крутые чувства.
— Насколько было сложно Робсона пригласить из Бразилии?
— Мы людей и из Либерии, Нигерии и Сенегала привозили на форум «Россия — Африка». Это не столь сложно. Казалось бы, есть некий дискомфорт, но нет ничего невозможного. Если сильно захотеть, можно что-то придумать. Что касается самого Робсона, как только он услышал, что мы играем матч памяти папы, сразу сказал: «Я лечу, буду на матче — 100%». Никаких раздумий не было. Четкое согласие.
Когда увиделись с ним, обнялись сразу. Сказал мне: «Я тебя вот таким маленьким помню». Постояли, посмеялись, пообщались. Узнали друг у друга, как семьи поживают.
— Кого не удалось привезти из иностранцев? Кто хотел, но не приехал? Писали про Каньисареса, Малуду, Адебайора и Морьентеса.
— Рады, что приехали те футболисты, которые приехали. Хотели, планировали, но возник один нюанс, из-за которого не удалось привезти других ребят. Пришлось отказаться от этой идеи. Но это неважно. Самое главное — матч прошел замечательно. Нас посмотрело более 3 млн человек. Это хороший показатель.
— Нюанс в финансы упирается?
— Он упирается в Фонд развития футбола имени Ильи Цымбаларя. Эта история останется внутренней.
— Чья идея была пригласить Массимо Карреру?
— Честно, это удачное стечение обстоятельств. Мы с моим другом Германом и Артемом Фетисовым (бывшим переводчиком Карреры. — Прим. «Матч ТВ») решили встретиться. И уже перед самой встречей задумался: не узнать ли мне у Артема, захочет ли Массимо к нам приехать? В итоге посидели, пообщались, и говорю: «Тём, напиши Каррере, пожалуйста, узнай. Было бы прикольно, если бы он приехал на стадион, где становился чемпионом. Наверняка ему будет приятно». На следующий день Артем сообщил мне, что Массимо готов приехать. Так и позвали.
Получилось символично — два чемпионских спартаковских тренера друг против друга на одном поле: Каррера против Романцева.
— Насколько для Массимо была известна фамилия Цымбаларь?
— Он прекрасно знал о папе. Не могу сказать, что они пересекались на поле, но он слышал о нем, когда играл. Слышал о его левой ноге и о его исполнении штрафных. Так что он сказал: «Я помню, видел».
Очень рад знакомству с Массимо. Очень крутой чувак. Мы перед матчем ужинали как раз все вместе: я, Массимо с женой, Станислав Саламович [Черчесов], представители РФС. Очень тепло посидели. Русский дух в Каррере присутствует, точно могу сказать!
— Во время матча вы пошли на трибуну к фанатам «Спартака». Каково было окунуться в эту атмосферу?
— Любовь спартаковских болельщиков — это что-то невероятное. Низкий им поклон. Это незабываемые чувства. Болельщики активничали на протяжении всего матча. Но еще больше запоминается, когда слышишь эту поддержку с поля, когда сам играешь. Тебя гонят вперед, и что бы у тебя ни болело, ты не имеешь права показать эту боль и действовать как-то не так. Всегда говорил и буду говорить, что спартаковские болельщики — одно из самых больших и крутых сообществ. Ребята огромные молодцы. Только уважение им.
Было круто залезть на трибуну к пацанам и зарядить: «Один за всех и все за одного». Хотелось бы еще раз пережить эти эмоции. Все-таки во время самого мероприятия показалось, что как-то все очень быстро прошло. Туда побежал, там с кем-то пообщался, а потом бац — уже награждение.
— Идея о матче непосредственно с легендами «Реала» до сих пор живет?
— Идея есть. Она бы могла реализоваться. Но вы все прекрасно понимаете, что есть сложность в политической ситуации. Не думаю, что сами футболисты были бы против поездки сюда. Но «Реал» — один из самых известных клубов в мире. Поэтому приехать в текущей ситуации сложно. Это не человеческий фактор, чисто политический.
Футболисты тут заложники ситуации. Тот же Йерро хотел приехать, но объяснил, что не сможет, так как работает сейчас спортивным директором в клубе (в мексиканской «Гвадалахаре». — Прим. «Матч ТВ»). Плюс многие бывшие футболисты «Реала» являются амбассадорами ФИФА или УЕФА. Так что уверен, они были бы вынуждены отказаться.
От этой идеи еще никто не отказался. Да, не получилось сейчас, но пройдет время, и может быть, все случится потом.
«ПАПА ВСЕГДА МОГ ПРИТРАВИТЬ ПО-ДОБРОМУ — НИКТО НИКОГДА НЕ ДЕРЖАЛ ЗЛА, ЕСЛИ ПОШУТИТ, САМ С СЕБЯ РЖАТЬ НАЧИНАЕШЬ»
— Вы отдали вещи отца в музей «Спартака». Скрежет на душе был по этому поводу?
— Нет. Илья Цымбаларь играл для народа. Значит, народ должен видеть его награды, и не надо хранить их в чулане. Понятно, что у меня еще много его вещей осталось. И когда обзаведусь жильем, сделаю музейный уголок с медалями папы и так далее. Так что есть план — сделать свой небольшой музей для гостей, которые будут приходить.
— С идеей поставить памятник выступали уже?
— Папа, безусловно, оставил ярчайший след в «Спартаке». Но в клубе еще много людей, оставивших большой след. Если каждому ставить памятник, не хватит целой улицы. При этом мне нравится идея аллеи звезд у стадиона. Было бы прикольно. В Одессе есть подобная аллея у стадиона «Черноморца».
— В Москве недавно около стадиона «Спартака» дали названия улицам в честь Старостина, Озерова… Когда появится улица Цымбаларя?
— По закону РФ переименовать улицу можно тогда, когда проходит 10 лет со дня смерти человека. Сейчас как раз пройдет 10 лет. У меня спрашивали, не против ли я. Конечно, нет. Если в Москве появится улица имени Ильи Цымбаларя, буду только рад.
— Вы часто говорили, что в детстве отец был строгим и жестким временами. Оправданно?
— На 100%. Он был не то что жестким. Скорее, больше жизненным. Не бежал никогда решать за нас проблемы. Когда нам было по 15 и 16 лет, говорил, чтобы мы все вопросы сами решали. Это с самого начала нас приучало к самостоятельности. Мне это очень сильно помогло. Понимаю, что своему сыну тоже не буду делать поблажек в этом плане, когда он подрастет. По себе знаю, когда тебя отправляют в свободное плавание, это закаляет и дает очень много жизненного опыта.
В плане отношения к жизни отец нас с братом жестко тормозил. Постоянно вспоминаю, как он услышал, что я какому-то мальчику сказал: «Ты знаешь, кто мой папа?» А он был совсем рядом. В итоге так сильно налупил потом! И добавил словами: «Сам имя заработаешь — и будешь уже потом рассказывать. Мной прикрываться не надо». Я навсегда запомнил.
«СТАРАЮСЬ НЕ ВСПОМИНАТЬ ДЕНЬ СМЕРТИ ОТЦА. ЕЩЕ БЫ ЧУТЬ-ЧУТЬ, И Я БЫ СОШЕЛ С УМА»
— Как часто в памяти всплывает день, когда отца не стало?
— Стараюсь не вспоминать. Наверное, это был самый страшный день в моей жизни. Находился просто в тумане каком-то. Еще бы чуть-чуть, и я бы сошел с ума, если бы в Одессу сразу не улетел.
— Через сколько лет удалось отойти от этого, перезагрузиться?
— Говорят, что время лечит. Но нет. Наоборот, со временем это все тяжелее и тяжелее. Даже когда мы собрали матч памяти папы в рамках «Лиги легенд», сразу на секундочку задумался: «Как бы батя вписался в этот состав, коллектив и вообще в этот проект?» На душе чуть грустно становится. Поэтому стараюсь максимально позитивно вспоминать о нем и не представлять, как было бы, если бы он был жив.
— Но ведь все равно наверняка представляется, что среди остальных легенд на поле он бы великолепно выглядел?
— Конечно. Ведь то, что он показывал на поле, — это не наработанное и не натренированное. Это то, что ему было дано Богом. Уверен, даже в 55 лет он бы принес кучу удовольствия болельщикам своей игрой.
— Наверное, одна из главных ассоциаций с Ильей Цымбаларем — гол «Реалу» в «Лужниках».
— Кстати, не все вспоминают в первую очередь именно этот гол. Многие вспоминают мяч в ворота «Динамо» за шиворот Сметанину или в матче со «Штурмом» от перекладины. Хотя в процентном соотношении по воспоминаниям людей гол «Реалу» — номер один, 100%. А второе место — пас на Карпина в матче сборных России и Франции.
— Отца действительно звали в «Реал» после гола испанцам?
— Да. Йерро чуть ли не говорил ему: «Четвертый номер отдам тебе. Ждем тебя. В следующем году — ты с нами». И затем после отпуска папа как-то поехал в офис «Спартака», и секретарша сказала: «Илюш, за тобой мадридский «Реал» приезжал».
— Вы отмечали, что он хотел играть за границей. На ваш взгляд, почему не сложилось?
— Думаю, больше вопрос к тогдашним руководителям клуба. «Лацио» хотел его приобрести. И говорить, что в Риме просто отказались и просто взяли Недведа вместо папы… Ну не знаю. Многие журналисты писали, что папа сказал, якобы никуда не поедет без Никифорова. Я уже много раз говорил, что все не так было на самом деле.
До этого они оба встречались с «Перуджей», и им двоим сделали предложения. И когда затем встретились с «Лацио», папа сказал Дино Дзоффу: «Мы с Юрой Никифоровым уже дали согласие на переход в «Перуджу». Подписали предварительный контракт». Дзофф ответил: «Хоккейными пятерками не беру игроков».
— Можно сказать, что руководство «Спартака» неправильно себя повело, так и не отпустив отца в Европу?
— Тогда я был маленький. Но сейчас понимаю, что к нему был максимальный интерес со стороны европейских клубов. Он был на пике своей формы. Но, может, возникли какие-то внутренние разногласия в руководстве. Он, конечно, мечтал играть и пожить в Европе. Точно не говорил, что боится этого или не хочет. И когда отец узнал о приглашении из «Реала», то прямо расстроился. Все же по манере игры испанцы были, как «Спартак». Он бы туда вписался очень хорошо.
— Много в российском футболе было игроков, сравнимых с ним по таланту?
— Вот прямо чтобы я увидел кого-то похожего на папу — наверное, нет. Талантливых пацанов у нас была и есть куча. Но каждый талантлив по-своему. У отца был свой талант — как кошка пластичный, с неординарным мышлением. Но в целом одаренных футболистов было много в разное время. Просто у некоторых в карьере что-то не так пошло.
И сейчас есть выделяющиеся молодые ребята. Например, Пиняев реально талантливый. Главное, чтобы рядом с ним были люди, которые бы помогали ему идти дальше и не позволили ему свернуть с нужного пути. Если останется на правильном пути, его ждет очень большое будущее.
— Много времени в детстве вы провели в Тарасовке. Как вспоминается это время?
— Тарасовка — моя отдушина. Это была одна большая семья. Очень много футболистов жили с семьями и детьми там. То есть если Новый год, то все вместе на базе. Пикник — тоже. Ходили на водохранилище, шашлыки жарили, купались. Теплое и семейное время. Но при этом было очень тяжело. Все-таки 94-й год, только все перестраивается после распада СССР, в стране — хаос. Лихие 90-е. Хотя если думать только о Тарасовке — это кайф, общая любовь. А потом все разъехались по квартирам.
Конечно, всех футболистов «Спартака» воспринимал тогда как свою семью. Онопко, Ледяхов… Все играли с нами, детьми. От Ледяхова я вообще не отлипал. Была история, когда он мне сказал: «Купи пиджак, и пойдем по телкам». Так я маме с папой всю голову вымотал, что мне нужен костюм срочно! Мне его все-таки купили. Можете представить лицо Игоря Анатольевича, когда я залетаю к нему в пиджаке и спрашиваю: «Ну что, едем по телкам?» Понятно, что он угорал с меня, но я-то маленький был и не понимал.
Еще Валерий Жиляев нас постоянно гонял по всей базе с братом. Мы на электромашинках уезжали от него, а он с кием бегал за нами, хотел побить нас.
Вот все то время и насыщено такими историями. Поэтому, если бы у меня спросили одно желание, я бы попросил вернуться в Тарасовку того периода хотя бы на день.
— Как Романцев воспринимался тогда?
— Боялись его очень сильно! И Нину Павловну, которая была главным поваром. Их двоих как огня боялись. Идет Романцев, и сразу хочется куда-то спрятаться, чтобы он совсем тебя не увидел! Понятно, что мы, маленькие, просто себе накрутили что-то в голове.
— Интервью выйдет перед Новым годом. Вы упомянули, что этот праздник и на базе отмечался. Как часто?
— Один раз отмечали его на базе. Когда первый год только приехали и жили все вместе. Помню, жены футболистов пошли к Нине Павловне готовить вместе «поляну». Все вместе и праздновали.
— Отец всегда новогодние праздники с семьей проводил, или рано на сборы приходилось уезжать?
— На сборы обычно игроков собирали после 10 января. Обычно так дела обстояли — в декабре у команды заканчивалась Лига чемпионов, и мы улетали в Таиланд. Причем мы шесть лет подряд туда уезжали в один и тот же отель. У нас там как раз друзья жили, и мы с ними там отдыхали. И был как-то один год, когда туда почти весь «Спартак» в отпуск полетел: Филимонов, Титов, Тихонов, Ширко…
Мне кажется, отцу нравилась Азия вообще. Самые любимые кухни у него были японская и китайская. Очень любил такое. А тут еще и 90-е годы. Поехать тогда в Таиланд — прямо вау! У нас в России еще ничего не было, а там все продавалось: различные игровые приставки и прочее. Все новое, все цифровое. Все шло на шаг вперед, это тоже не могло не нравиться. Приезжаешь и видишь кучу развлечений: аттракционы, поездки на острова, тайский бокс, шоу трансвеститов — тайское кабаре. На водных мотоциклах катались. Помню, как с Филимоновым перевернулись на них — треш вообще был. Ну и сам климат — кайф. Океан рядом.
— Были ли какие-то наиболее памятные подарки для вас от отца с европейских выездов?
— С каждого выезда он привозил огромную коробку LEGO. И мы всей семьей собирали. Папа очень любил вместе с нами это делать. У нас дома был даже отдельный стол под него.
Еще привозил всякие игрушки, костюмы Бэтмена, Супермена и прочих супергероев. Машинки на радиоуправлении. Можно сказать, в этом плане мы были избалованы. Из каждой поездки он что-то привозил, и это стало обыденностью для нас в некоей мере.
В плане вещей, игрушек, каких-то гаджетов нас не ограничивали. Папа сам из бедной семьи, очень рано потерял отца. У него ничего не было. Поэтому он хотел, чтобы у нас было все. Для нас не жалел ничего.
— Правильно понимаю, что папа, несмотря на постоянные разъезды, часто время с семьей проводил?
— Да. Он уделял нам очень много внимания. Не было ощущения обделенности в этом плане никогда. Мы все понимали же. Видели папу по телевизору. Он же не уходил в плавание на девять месяцев, из-за чего бы мы его не видели совсем. Осознавали, что наш папа футболист и скоро увидим его. Всегда смотрели его матчи и ждали его гола.
— Получается, отец подарил счастливое детство?
— Естественно. У меня было просто наилучшее детство, какое только можно было представить. Я тусовался среди самых крутых футболистов страны. У нас были самые лучшие вещи, гаджеты, мобильные телефоны. Мы учились в очень классной школе с английским уклоном, и родители нанимали нам репетитора по английскому, благодаря чему я до сих пор хорошо помню язык. Каждый год — поездки в Таиланд, все супер.
— Можно сказать, сейчас вы сформировали главную миссию своей жизни в том, чтобы память об Илье Цымбаларе жила как можно дольше?
— Эта миссия была сформирована сразу после моего возвращения. Я начал ее реализовывать. Создал фонд имени Ильи Цымбаларя, который направлен на развитие футбола. И это касается не только детских турниров. Будем проводить футбольные фестивали. Но также у нас есть социальная задача. Формируем несколько масштабных проектов. Как только все будет сформировано, обязательно расскажем. Главная задача — чтобы фамилию Цымбаларя помнили как можно дольше.